Исчадие добра и справедливости. Будь взрослым: если что-то не устраивает тебя в жизни - ворчи на это!
Я проснулась поздно. На стене плясали отблески по зимнему холодного и яркого солнца. в памяти почему-то всплыл почтовый ящик. Старый почтовый ящик. Точнее даже два. Первый стоял как избушка на курьих ножках напротив Юлькиного дома. В нем были ячейки на всю нашу улицу. Ячейка была узкая, сантиметров в шесть в высоту и шириной с газету. Ячейки располагались под наклоном. Я ни помню, что бы туда хоть когда-то что-то кидал почтальон, зато мы с девчонками активно использовали ящик для переписки. Нам так было интересней, чем просто зайти к подруге через улицу и поговорить лично. А любопытная и вечно с кем-то ссорившаяся Юлька письма тырила и читала, а потом нас шантажировала.
А второй ящик был небольшой проржавевшей до дыр металлической коробкой, привинченной к воротам. Он был выкрашен выгоревшей зеленой краской, и туда почтальон приносил газеты. Каждое утро после завтрака часов в десять я бежала к калитке и газету из ящика забирала. А попутно залезала на ворота и выглядывала на улицу: не пропустила ли я стук ворот, и не гуляет ли наша небольшая и не дружная компания на улице без меня. А потом возвращалась с газетой в дом. Всегда было лето (я только один раз гостила у бабушки зимой и была тогда маленькой), теплое ласковое утреннее солнце легонько щекотало голые руки и ноги, у тропинки распластал круглые листки подорожник, в траве дальше стрекотали кузнечики, и одуряюще пахли раскрывшиеся в тени под домом, покрытые еще не высохшей росой фиалки. Я взбиралась одним прыжком на крыльцо и смотрела газету: газеты бабушка выписывала местную, у нее было средней дурости название, розовый фон на заголовке и часть статей на украинском, а в конце печатались объявления и поздравляли с днем рождения жителей городка. Новости из этой газеты больше походили на сплетни и пахла она типографией. Я не разу не прочитала ее всю.
Я встала, позавтракала, а воспоминание все не отпускали. Думалось: вот бы вернуться, (как я давно там не была!) снова пробежаться к калитке, вдохнуть знакомые запахи лета, утра, газеты и бабушкиного пирога, побежать гулять в переулок... Но вот только... Идиллию разрушил один образ: Мэри. Я не могу вернуться туда, вернется Мэри. Да и "туда", уже изменилось до неузнаваемости и далеко не в лучшую сторону. Нельзя вернуть прошлое, нельзя даже прикоснуться к нему, разорвав призму лет в старых местах, не испытав при этом раздражение. Я не могу этого. И я никогда не пойму, которая живущих прошлым.
Я вышла на улицу. Осеннее солнце ненавязчиво грело. Мир вокруг блестел и переливался всеми оттенками синего, зеленого, желтого и красного. Был уже почти полдень и не видно было теней, все предметы стали четкими и в тоже время ускользающими, как мираж. Пахло прелой листвой, расой, поздними цветами, откуда-то потянуло шашлыков. Я зажмурилась от яркого солнца и встряхнула головой. Улица была безлюдна, но почему-то складывалось ощущения праздника. Иногда Мэри все таки уходит на покой. А прошлое так же далеко от меня, как и мечты. И так же близко, только руку протяни...
А второй ящик был небольшой проржавевшей до дыр металлической коробкой, привинченной к воротам. Он был выкрашен выгоревшей зеленой краской, и туда почтальон приносил газеты. Каждое утро после завтрака часов в десять я бежала к калитке и газету из ящика забирала. А попутно залезала на ворота и выглядывала на улицу: не пропустила ли я стук ворот, и не гуляет ли наша небольшая и не дружная компания на улице без меня. А потом возвращалась с газетой в дом. Всегда было лето (я только один раз гостила у бабушки зимой и была тогда маленькой), теплое ласковое утреннее солнце легонько щекотало голые руки и ноги, у тропинки распластал круглые листки подорожник, в траве дальше стрекотали кузнечики, и одуряюще пахли раскрывшиеся в тени под домом, покрытые еще не высохшей росой фиалки. Я взбиралась одним прыжком на крыльцо и смотрела газету: газеты бабушка выписывала местную, у нее было средней дурости название, розовый фон на заголовке и часть статей на украинском, а в конце печатались объявления и поздравляли с днем рождения жителей городка. Новости из этой газеты больше походили на сплетни и пахла она типографией. Я не разу не прочитала ее всю.
Я встала, позавтракала, а воспоминание все не отпускали. Думалось: вот бы вернуться, (как я давно там не была!) снова пробежаться к калитке, вдохнуть знакомые запахи лета, утра, газеты и бабушкиного пирога, побежать гулять в переулок... Но вот только... Идиллию разрушил один образ: Мэри. Я не могу вернуться туда, вернется Мэри. Да и "туда", уже изменилось до неузнаваемости и далеко не в лучшую сторону. Нельзя вернуть прошлое, нельзя даже прикоснуться к нему, разорвав призму лет в старых местах, не испытав при этом раздражение. Я не могу этого. И я никогда не пойму, которая живущих прошлым.
Я вышла на улицу. Осеннее солнце ненавязчиво грело. Мир вокруг блестел и переливался всеми оттенками синего, зеленого, желтого и красного. Был уже почти полдень и не видно было теней, все предметы стали четкими и в тоже время ускользающими, как мираж. Пахло прелой листвой, расой, поздними цветами, откуда-то потянуло шашлыков. Я зажмурилась от яркого солнца и встряхнула головой. Улица была безлюдна, но почему-то складывалось ощущения праздника. Иногда Мэри все таки уходит на покой. А прошлое так же далеко от меня, как и мечты. И так же близко, только руку протяни...